Классик современной якутской литературы Николай Лугинов известен многими книгами, особенно романом «По велению Чингис Хана», по которому снят международный блокбастер «Тайна Чингис Хана» (2009, Россия – Монголия – США). Казалось, сколько написано о создателе самой крупной империи мира, у киношников выбор был широчайший – но лучший, самый живой Чингис Хан оказался у Лугинова, благодаря особому поэтическому духу, парящему над прозаическим вроде текстом эпопеи.
Новый роман «Время перемен» изначально проигрывает именно отсутствием такой супер-фигуры, исторического мега-брэнда. Точнее, один знаменитый, и весьма, персонаж появится в самом конце книги.
Ещё больший «минус»: выбор эпохи. Ведь тютчевское «блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые», в наибольшей мере касается пишущего брата… и написанного им. Разгар битв, столкновения или рождения империй – самые выигрышные темы.
А тут: примерно IV век до н.э., Ил хунну (империя гуннов) на пике спокойного могущества, типа Британии в конце века королевы Виктории. Вся великая степь покорилась гуннам, Китай (все семь воюющих меж собой царств) исправно платит дань. «Бедные хунны. Чистый, честный, добропорядочный и доверчивый народ. Они слишком уверовали в свою исключительность, и ещё не знают, насколько ощущение превосходства опасно для них самих».
Автор любовно описывает жизнь сёгуна (главкома хуннской армии) Турара. Император (саархаан) ценит его, умоляет остаться на посту. А у старика только две заботы: 1) его три жены дружно заставляют принять, наконец, в семью и четвертую, Кыыс-Хотун.; 2) два уцелевших внука Быбыр и Акол.
Семнадцатилетний Бабыр стал мегенеем (командиром тысячи), а слепой от рождения Акол вдруг решил уйти паломником в горы Кунь Линя.
«Мужчина-хунн обычно никогда добровольно жениться не хочет: ни в первый раз, ни в последний, его всегда к этому принуждает сама традиция…». В романе эту роль на себя берёт средняя жена: «Мы должны предвидеть, кто вскоре будет обозом командовать? По нашему обычаю, его ещё никто не отменял – одна из младших жен сёгуна. Нам с вами это почти не по силам уже. Она же ещё не жена, а пока простая распорядительница, потому что вот уже три года так и не допущена до постели. И неуверенность её голоса при отдаче приказов все слышат. Время идёт, кто знает, какие старческие напасти нас ждут. Семья не должна зависеть от этого. Мы взяли эту девочку в надежде, что со временем она войдёт в силу, обретёт женскую мудрость и на неё будет возложено не только руководство походным обозом, но и, возможно, забота обо всей нашей семье…
По опыту Турар знал: старухи сейчас поспешат женить и внуков. Не прихоть женщин, а издревле сложившийся обиход, устройство жизни. Дух воина всегда на острие – меча ли, стрелы или копья… Мгновение – и нет тебя, а с этим прервётся связующая прошлое с будущим нить, умрёт род. А среди мужчин обычай ранней женитьбы радости особой не вызывает. Но вот благодаря обычаю этому Турар имеет теперь потомков от сына, который погиб в неполные восемнадцать лет».
Великий полководец Турар, в пределах традиций домашнего обихода хунну – обычный «подкаблучник» (Суворов дома тоже «огребал»), он сумел отложить только свадьбу Акмола: женится, как вернется из паломничества.
У саархаана Турар выговорил себе мини-поход в сторону Кунь Луня: взыскать недоимки с разбойничьего недо-царства Саратая, и быть поближе к Акмолу, взявшему с собой единственного спутника поводыря Хойгура (бывшего пленника, оказавшегося сыном одного из свергнутых царей Саратая). Рассылая по дороге лазутчиков Турар вдруг «был чрезвычайно обескуражен: выяснилось, что якобы воюющих между собой китайских царств уже несколько лет нет, войска Цинь разбили царства Хань, Чжао, Вэй, Чу, Янь, всех, кроме ещё сопротивлявшегося царства Ци». Это хитрейший глава Цинь – ван Ин Чжен платил гуннам дань и за шесть других царств, так что та борьба (в историографии «Период Сражающихся царств») была долго скрыта.
Да, покой (и профиты) хунну были связаны с долгой внутрикитайской войной, но в описываемый момент подходило, как и сказано заглавием, – Время перемен. Европы это коснется нескоро – грозная «беззаконная комета» ещё в 800-х годах пути от Земли. Но грядущее: Великое переселение народов, гибель Античного мира, столь грандиозно, что отложив роман, уточним.
Википедия: «Великое переселение народов». Поражение хунну в Китае привело к откочёвке их… к эффекту домино, когда переселение гуннов вызывало переселения народов оказавшихся на их пути, что в свою очередь вызывало переселения уже других народов…
«Миграция тюрков». В Википедии нет статьи с таким названием. Если вы собираетесь написать такую статью, пожалуйста…
Я, сожалею, но не собираюсь писать статью «Миграция тюрков», а пишу рецензию на роман Николая Лугинова! И цитировать его по необходимости… «Шёлковый шатёр Акола был сильно натянут, и трепет ткани на легком ветерке напоминал мелкую нервную дрожь, бегущую по коже необъезженной лошади».
Но я знаю, сколь ныне ангажированы (хоть и говорят «актуализированы») история, литература, и вопрос «кто виноват?» перестал быть чисто русским, оставаясь «проклятым». Скоро уже на всех ток-шоу заполощет: кто виноват в падении Римской империи, Античного мира? наступлении Средневековья? в создании Испанской инквизиции? – запрещенная в РФ организация)))). Потому и сверяюсь с Вики-вердиктом, пересказывая исторический роман. Значит, «домино-эффект». Рим ужаснули и развалили германцы, которые сами в страхе бежали от гуннов. Которых погнали воспрянувшие китайцы.
В книге много места уделено анализу китайских порядков, постоянные сравнения: у нас (хунну, тюрок) – и в Китае. Это взгляд даже не лично Николая Лугинова, а всех якутов (кстати, самый большой тюркский немусульманский, православный народ), взгляд, накопленный за тысячелетия войн, торга, вглядывания поверх Великой Стены, взаимного приема беженцев – интеллектуальный капитал ценный для всего мира, задавшегося «китайским вопросом».
Лу Туан, китайский воин, попавший в плен, ставший незаменимым генерал-квартирмейстером, другом Турара, воспитателем его внуков – лучший эксперт в этом. Вот как пишет о нём Лугинов:
«В Китае, если у начальника склада выявлялась недостача, сразу отдавали под суд. А у хуннов это считается весьма нежелательным упущением, и только. Мол, что поделаешь – слаб человек, разбазарил имущество по невнимательности или не устоял перед просителями, уступил по доброте душевной. Лишь при крупной недостаче, бывало, отстраняли от должности. Там, в Китае, главное – ничем не выделяться в толпе, не отличаться от других и тем более – не попасть под малейшее даже подозрение. Оказаться осужденным лично – ещё полбеды, самое страшное, что и вся семья, родственники тоже понесут тяжёлую кару. Главная крамольная для него поначалу мысль: здесь, в хуннском плену он несравнимо более свободен, чем на родине…».
Еще Лев Гумилев цитировал отчеты китайских начальников: «Люди бегут на север, ибо у тюрков – веселее жить». Т.е. Великая Стена работала в обе стороны: и от набегов и от побегов. Но не будем поспешно тянуть цепочку фактов к выводу о преимуществе тюркского уклада жизни, цивилизации перед китайскими, где (легкопривлекаемый, поверхностный факт) на каждый городской квартал назначались официальные соглядатаи, тайные доносчики и т.д. На водоразделе Стены тысячелетиями формировались идентичности, в доисторические времена одна группа людей разделялась: кому приволье, кому – порядок. Как в Библии Лот с Авраамом: «Теперь разойдемся, если ты налево, то я – направо».
Осталось вспомнить заявленного единственного «брэндового» исторического персонажа. В главе «Юная мать двух стариков» паломник Акмол добирается до заветных гор Кунь Луня и встречает Лао-цзы, значение имени которого и «старый философ», и «старый ребёнок». Беспечная и необъятная религия кочевников тенгрианство (или тенгризм по определению этнографа, религиоведа Жан-Поль Ру, сохранившаяся как «шинто» в Японии) особо не «заморачивалась» такими проблемами, как грехи, издержки великих деяний. Но собеседник Акмола, китаец Лао-цзы, уроженец одного из сгинувших царств Чу, был ещё и создателем великой концепции У-вэй (недеяние). Он потихоньку и раскрывает глаза юному представителю слишком деятельного племени хунну. Беседы с автором книги «Дао-дэ-цзин» довершили духовный путь Акмола. И он говорит поводырю Хойгуру, не раз его предававшему, взятому в паломничество, как христианские подвижники берут и надевают вериги:
«Я чувствую. Страшные беды постигнут народы, страны, даже те, которых ещё нет сейчас. И начало несчастьям этим положено… Царство Цинь победит, его армия вытеснит нас, хуннов, из Ордоса… в «Барса Кэлмэс» (место, откуда нет возврата, например остров на Арале, воспетый Николаем Рерихом, – И.Ш.)… И когда Хойгур узнал о грядущих бедах хуннов, он вдруг почувствовал кровное единство с ними. Все инородные присоединенные племена, несмотря на их внутреннее мироощущение, порой недовольство хуннским Илом, со стороны считались – хуннами! (Как сегодня в заграничье: все выходцы из Советского Союза – русские! – И.Ш.) Оказывается, мало значило, кем какой народ себя считает. Куда важнее – кем тебя считают враги, и в случае чего они, особо не разбираясь, не преминут воспользоваться и твоим национальным беспамятством, и твоей государственной беспомощностью, и возросшей разрозненностью».
Непонятный всей родне поход Акмола оказался – богомольем. Он просил прощения за грехи и насилия создателей кочевых империй, за более близкого потомка – Аттилу (он же «Бич Божий») и более дальнего Чингис Хана.
Вот такие дела происходили на окраине Китая в «эпоху перемен».
Источник: denliteraturi.ru